И тут же напоминанием самому себе: а она ничем не отличается от них. Такая же шалава, продающая свое тело за блага. А тебе просто повезло сегодня оказаться тем, кто отымеет ее.
Поднял взгляд к ее лицу и чертыхнулся, увидев приоткрытый рот и лихорадочно горящие глаза… даааа, в них та самая лихорадка, которой заражала меня девочка все те десять лет. В которую окунался сам. С гребаным мазохизмом и бешеным удовольствием.
К ней. Не считая шаги и слушая гул в ушах… так ревет похоть. Воет диким зверем, алчно желая утолить свою жажду, корчится в той самой лихорадке… и она у нас общая сейчас на двоих, так, девочка?
ГЛАВА 5. БЕС. АССОЛЬ
Сдернул ткань с ее груди и сжал сильнее зубы, услышав ее выдох. Да, маленькая, с тобой я тоже иногда забываю дышать, чтобы потом корчиться в смраде твоей лжи и предательства.
Приблизившись так, чтобы жадно втягивать в себя запах ее тела. Ни капли духов. Как я люблю. Сжал упругую грудь, склонившись к самому ее лицу, провел большим пальцем по вытянувшемуся, упершемуся в мою ладонь розовому соску.
— Ложь… ты вся соткана из лжи, девочка.
Языком по ее шее. От ключицы вверх, к подбородку, не сдержав рычания от вкуса ее кожи, от которого в позвоночник выстрелило смертельной дозой адреналина.
— Нежная… до ошизения нежная снаружи, моя Ассоль.
Прикусывая острый подбородок, подняться к губам, чтобы обвести их языком, прижимаясь ноющим членом к ее животу.
— И такая испорченная, такая развратная, конченная дрянь внутри.
Опустив одну руку между ее ног, чтобы впиться зубами в раскрывшиеся губы, когда мы выдохнули оба… когда мои пальцы скользнули по влажной расщелине вверх и вниз.
— Но ты права.
Отстранившись, чтобы ворваться между мягких губ языком.
— Ты, как всегда, прочла меня верно.
Раздвигая складки ее лона, надавливая ладонью, заставить ее выгнуться, подставив второй руке грудь, которую стискиваю, приподнимая вверх… моя фантазия. Мое наваждение всех этих лет сейчас оживает, сводя с ума, снося башню и вызывая животное желание разорвать ее на части.
— Это определенно мой любимый способ.
Пальцами скользнуть в ее плоть, сплетая язык с язычком Ассоль… выдыхая в ее рот собственную агонию по этому телу.
Этот взгляд… как же я с ума сходила по этому дикому взгляду, когда похоть граничит с безумием и все тело колотит от потребности, от примитива на грани инстинктов. Отдать ему все. Отдать ему каждый клочок своего тела, отдать каждый клочок души, быть грязно им оттраханной, так порочно и так пошло, как ни в одном, даже самом откровенном порно, потому что все по-настоящему. Смотрит на мою грудь, и я вижу, как застыл его взгляд, как дергается кадык, потому что он судорожно сглатывает слюну. Он всегда так реагировал на меня… всегда — мучительно остро, заражая вожделением на грани фола. Заражая своей первобытной дикостью.
Этот рывок платья вниз хаотично, лихорадочно и мой выдох нетерпения. Сжимает меня так сильно, так требовательно, и я плыву… сколько лет я жила без этого ощущения? Без этого наркотика, по которому ни одной ломке не сравниться. Ни одно прикосновение не возбуждало, ни одного оргазма за все эти проклятые годы. Как ни старалась, как ни пыталась даже в голове воспроизвести секс с ним… мне были нужны его пальцы. Запах, голос. Он.
И вот она, эта бешеная дрожь, эта реакция на касание грубой и шершавой подушки пальца, цепляющей ноющий сосок, заставляющий выгнуться навстречу и, прикрыв веки, мучительно застонать от наслаждения.
Когда коснулся губами, заколотило все тело, мурашки обожгли каждый миллиметр кожи, и я впилась руками в его волосы, вдавливая лицо себе в шею, подставляясь горячим губам, голодному языку. Нет, это не ласка, он пожирает меня, он дрожит всем телом вместе со мной.
И даааа, не надо меня целовать. Кусай. Хочу боли. Много боли. Хочу, чтоб разорвало от нее… чтоб заглушила ту суку внутри, извечно вгрызающуюся в меня мразь, обгладывающую мои кости.
Коснулся пальцами между ног, и я запрокинула голову, гортанно застонав. Невольно впиваюсь ногтями в его запястье и чувствую, как накрывает… как бешено начинает пульсировать там, внизу, как я истекаю влагой ему на пальцы, и… мне не стыдно. Я снова стала женщиной. Рядом с ним. Резко вошел внутрь, накрывая мой рот губами. И я тут же сорвалась, глотая его хриплый выдох-стон мне в рот. Очень быстро, резко, остро и безжалостно, сжимая со всей силы его запястье, сокращаясь в каких-то болезненных спазмах, режущих наслаждением слишком сильно, слишком рвано. Так, что вместе с хриплым криком вырывается рыдание.
И, приоткрывая пьяные глаза, все еще содрогаясь в последних судорогах, глядя пьяными глазами в его бешеные глаза, простонать, испытывая мстительную боль от предвкушения его боли. Намеренно выискивая больное место, прицеливаясь, чтобы до мяса, чтобы его вывернуло, как и меня когда-то.
— Трахай, как хочешь… и куда хочешь… только дай мне порошок, Сашааа. Или, — пытаясь отдышаться и все еще потираясь о его пальцы, — ты думал, что, как всегда, бесплатно? Оооо, ты действительно так думал? — выдыхая ему в рот, глотая слюну пересохшими губами, — Ерунда для тебя… один маленький пакетик. Ничто для рыбного короля, а?
Грязь… когда-то она просила испачкать ее в ней. Когда-то жалобно выстанывала свое желание схлестнуться со мной в этой зловонной жиже нашего с ней болота разврата и греха… а сейчас она толкнула меня в нее с циничной, словно приклеенной к этим чувственно изогнутым губам, улыбкой. Только что, кончив так громко… так охренительно сладко, что у меня свело скулы выдрать хотя бы часть этой эйфории, обрушить ее внутрь себя, ломая кости и ребра. Только что, кончив с жадным и громким дыханием… эта тварь столкнула меня в самую вонючую грязь лицом, заставив на мгновение остановиться, застыть, потому что я вдруг понял, что не могу вдохнуть, словно нос и легкие забились этой грязью, не позволяя даже сделать вдоха.
Проклятая дрянь, в очередной раз решившая показать мне мое место.
В висках ревет диким зверем. Воет в исступленном порыве злобы, в желании разорвать на ошметки эту продажную суку, не оставив от нее даже кусочка. И хлесткой пощечиной по лицу, усмехнувшись, когда вскрикнула, приложив ладонь к щеке. Дрянь. Оттолкнул к самой стене со всей дури, с удовлетворением глядя на то, как ударилась и застонала, роняя голову на грудь. Но тут же вскинула ее, и я едва сдержал рычание в жажде придушить эту тварь. Свернуть ей шею одной рукой, сломать эту надменную пустую куклу.
Подошел к ней и, грубо схватив за голов, опустил ее на колени, с силой надавив на плечо. Расстегнул ширинку брюк, чувствуя, как начинает колотить в ярости. В ненависти к этой суке.
— Чтобы получить дозу у рыбного короля, ему нужно отсосать, Асссссоль, — ее имя вырывается с парами той само ненависти, перемежаясь с шипением, — и только если хорошо постараешься… моя маленькая шлюшка… я подумаю над твоей оплатой.
Надавив на ее скулы пальцами так, что вспыхнули болью зеленые глаза, ворваться в этот алчный рот, сжав ладонью затылок у своего паха. На всю длину. ДААА. Так, что дернулась, пытаясь освободиться. Так, что я головкой чувствую стенку ее горла. Судорожные глотательные движения. Острыми ногтями царапает мои бедра, ожесточенно пытаясь вырваться. Отчаянно. Безуспешно.
Отстранить ее от себя, наклонившись к широко открытому рту с дрожащими губами.
— Старайся, сучка, и, может, я тебе дам дозу.
И снова вонзиться между губ, чтобы начать иметь ее рот. Все, как она хотела. Грязно и беспощадно. Не позволяя освободиться, не позволяя сделать даже глоток кислорода. Исступленно толкаться быстрыми глубокими движениями, сцепив челюсти и выдыхая сквозь зубы. Глядя на ее глаза, наполненные слезами, на заплаканное лицо, испачканное слюнями, шипя, когда эта дрянь вдирается в мои бедра ногтями. Сопротивление. Война. Так вкуснее, оказалось, девочка. Ломать тебя вот так… в бою.